Министры получали мало. Вот пример: заведующий кафедрой в Геологоразведочном институте получал 600 рублей. И по НИСу (научно-исследовательский сектор – прим. ред.) зарабатывал где-то 200. И таким образом 800 рублей. Я, министр, получал 700 рублей. И мне А. Н. Косыгин когда-то за какие-то заслуги добавил 100 рублей. Понимаете? Но я считаю, что ничего за этим плохого нет. Но разрыва сегодня между высокооплачиваемым каким-то дельцом и профессором – жуткий. Это интеллектуальное убийство! Вот в чем дело! Сегодня получает кто-то по 200-300 тысяч пенсию. У меня вопрос: на каком основании? Есть положение о пенсиях. Ушел президент Татарстана, у него, по-моему, 400 тысяч пенсия. Я спрашиваю, на каком основании? И они хотят, что бы нищий профессор воспитал студента-интеллектуала? Так не бывает!
Ю.С.: Сами себе назначили, вот и всё.
Е.К.: Сами себе! А государство куда смотрит!
Ю.С.: Я себе представляю, как вы это переживаете.
Е.К.: Да, так вот, прошу извинить, я перешел на болевые точки. Мы жили когда на Солнечном (Хабаровский край), на весь поселок сначала была одна корова. А были новорождённые, поэтому обязаны были делить молоко. Давали разнарядку, кому дать молоко этой коровы. Поэтому заводить второго ребенка было довольно сложно.
У меня сын закончил тоже Геологоразведочный университет [МГРИ], работал семь лет на уран, на Алдане. После работал в ВИЭМСе, защитил кандидатскую диссертацию. После работал профессором в нашем университете. Но, к сожалению, рано ушел из жизни, уже десять лет, как его нет. Хорошо, остались внуки. Сейчас Даша родила Диму, такого прекрасного паренька. Я прадед. Внук закончил тоже Геологоразведочный институт [МГРИ], сейчас работает во ВНИИГеосистем. Тоже собирается поступать в аспирантуру.
А в основном, я вам хочу сказать, все в трудах праведных. Я не умею отдыхать. И Эльза Сергеевна, моя супруга, обычно говорит: «Ты свои бумаги захватил? Она говорит: «Если бумаги взял, ты хорошо, тихонько сидишь и занимаешься своим делом». А без дела не могу. К восьмидесятилетию мне коллеги сделали фильм, в котором я говорю «я живу, пока работаю». Так что трудоголики моего возраста, наверное, и держат немножко еще воспоминания о старой геологии.
Ю.С.: Меня, знаете, что огорчало и огорчает… Когда была ситуация с музеем Вернадского, нам удалось собрать собрание геологической общественности. Действительно приехали, письма из геологических управлений из разных городов были, выпускники. В общем, все-таки люди переживали и высказали какое-то общее мнение, что нельзя это отдавать, грубо говоря, под салон автомобилей. Геологи — действительно люди, которые жизнью приучены к взаимовыручке, ко всему. Но они не сумели высказать как-то свое мнение, что же происходит с отраслью, что происходит с библиотеками, с кернохранилищами. То есть получилось, что мы оказались как все, мы ничего не смогли сказать.
Е.К.: Я полностью разделяю эту точку зрения, и я переживаю за это. Вы знаете, недавно из ВСЕГЕИ (не хочу называть этого профессора) позвонила мне и говорит: «Евгений Александрович, наш ВСЕГЕИ хотят передать Ленинградскому горному институту. Помогите!» Я говорю: «Слушайте, ребята, вы что, одурели?! Вы же — крупные ученые, черт подери, подпишите письмо, пошлите Путину, пошлите куда-то! — Я пробовала собрать подписи. Не подписываются, не хотят».
http://oralhistory.ru/projects/science/geology/kozlovskiy