ЭФФЕКТ ЗАМЕТАНИЯ СЛЕДОВ В МАГНИТОЛОГИИ И МАГНИТОМЕТРИИ
В.М. Гордин
Институт физики Земли им. О.Ю. Шмидта РАН, Москва
ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ ГЕОЛОГИЧЕСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ГРАВИТАЦИОННЫХ, МАГНИТНЫХ И ЭЛЕКТРИЧЕСКИХ ПОЛЕЙ
Материалы 33-й сессии Международного семинара им. Д.Г. Успенского Екатеринбург, 30 января – 3 февраля 2006 г.
Екатеринбург 2006
Cтр. 99 -102
В истории естествознания важная роль отводится периодизации событий-
чередованию эпох "нормального" развития науки и научных революций. На
уровне общих тенденций объективный характер такого чередования обоснован
Куном [1] и признается большинством исследователей. На уровне конкретных
научных дисциплин ситуация не столь однозначна. На общую тенденцию
накладывается множество "мешающих" факторов и, прежде всего, действие
эффекта, который известный русский математик Сонин называл "эффектом
заметания следов". Суть его состоит в том, что свойственная революционным
периодам отмена устаревших и канонизация новых идей и изобретений,
нередко идет по пути заметания следов предшественников, каковыми они (эти
идеи и изобретения) выдвигались либо в форме гениальных догадок, либо как
результат неординарного научного исследования, не ставшего достоянием или
не встретившего понимания современников. История магнитологии и
магнитометрии дает немало тому подтверждений [2].
Цепочка заметания следов усматривается, в частности, в теории Большого
Магнита Гильберта (1600 г.), гипотезе Нормана о внутриземном
происхождении геомагнитного поля (1580 г.) и более ранней догадке Фалеро
(1535 г.) о наклоне дипольной оси. Сходным образом соотносится открытие
суточных геомагнитных вариаций Грэхема-Цельсиуса (1722 г.), с
предшествующими опытами Ташара (1682 г.) и Борроу (1581 г.). Открытие
основного закона магнитостатики (1789 г.) предварили предсказания Ньютона
(1687 г.) и эксперименты Мичелла (1750 г.), а связанную в нашем сознании с
именем Пуанкаре идею выметания масс еще в 1756 г. выдвинул Эйлер.
Заметание следов - отнюдь не прерогатива, так называемой,
фундаментальной науки. Быть может, даже в большей степени оно свойственно
прикладным исследованиям, - конструкторской деятельности и разработкам в
области интерпретации магнитных аномалий. Примеры такого рода
заимствованы из работ [3, 4].
В заметании следов находит отражение важнейшее свойство науки как
открытой эволюционирующей системы. Подобно биологическим системам, она
развивается за счет громадного числа идей (мутаций), большинство из которых
остается нереализованным, но создает базис, необходимый для работы
социально-исторических механизмов дискриминации идей – аналогов
механизма дарвиновского естественного отбора. Последний же, как известно
эффективен только тогда, когда есть из чего выбирать.
В то же время аналогия между научным прогрессом и дарвиновской
теорией не абсолютна. "История науки - по словам Пригожина и Стенгерс [5] -
не обладает простотой эволюции, основанной на обычной специализации. Она
гораздо запутанней, хитроумней, она всегда готова вернуться назад к давно
забытому, разрушить уже возведенные разграничения, даже те, которые,
казалось бы, навсегда установлены". Поэтому образ эволюционного древа,
ветви которого отвечают приращению новых знаний, последовательному
обособлению научных направлений и дисциплин, в данном случае неприемлем
[1].
Путь, пройденный магнитологией за восемь столетий, подтверждает эту
точку зрения. Поистине хрестоматийным является пример выдвинутого в 1692 г.
Эдмундом Галлеем предположения о проскальзывания немагнитной оболочки
относительно намагниченного ядра, - идеи, не нашедшей места в стройном
здании теории Гаусса и возрожденной в середине ХХ века в форме
представлений Булларда-Брагинского о дифференциальном вращении
внешнего ядра Земли. Столь же характерна судьба гипотезы молекулярных
токов Ампера (1820 г.), не превратившейся в теорию в силу нарушения закона
сохранения энергии. Тем не менее, именно эта гипотеза стимулировала
дальнейшие исследования и привела к созданию классических, а затем
квантовых теорий магнетизма
В обращении к данным, казалось бы, полностью утратившим свое научное
и прикладное значение, состоит один из важнейших уроков истории развития
не только магнитологии, но и магнитометрии. Производя магнитные измерения
с неуклонно возрастающей точностью, экспериментаторы XVIII-XIX веков
считали, что тем самым они аннулируют ценность предшествующих
метрологически несовершенных работ. Действительность опровергла это
заблуждение. Развитие методов ретроспективного анализа геомагнитного поля
придало старым инструментальным измерениям статус абсолютного
(неулучшаемого) научного результата.
На первый взгляд, альтернативным свидетельством линейного (подобного
дарвиновской эволюции) однонаправленного и необратимого научного
прогресса могут служить свойственные эпохам смены парадигм радикальные
обновления теоретического арсенала науки. В действительности роль таких
обновлений двойственна. С одной стороны роль научной теории любого ранга
очевидна - это непротиворечивое объяснение известных и предсказание новых
эмпирических фактов. Нельзя однако игнорировать и другую сторону -
обратное воздействие теорий на методы исследований. По мере освоения
научным сообществом, плодотворные теории превращаются в рабочий
инструмент познания и остаются таковым даже утратив свое концептуальное
значение.
Отсюда, кстати, становится понятным, что изобретенное околонаучной
бюрократией разделение исследований на "фундаментальные" и "прикладные"
совершенно условно и отражает лишь мгновенное состояние наших знаний. В
исторической перспективе оно теряет всякий смысл; закавыченные понятия
оказываются подвижным, зависящими от принятой шкалы ценностей, целевых
установок, положения науки в социально-культурной среде и т.п., в чем
нетрудно убедиться, анализируя метаморфозу взглядов на дипольные
(истокообразные) модели геомагнитного поля [6].
Изложенные соображения и примеры приводят к выводу, что основанная
на идее смены парадигм куновская периодизация науки схематизирует
действительность. При детальном рассмотрении фактической стороны дела
становится ясным, что реальную историю науки пронизывает множество не
укладывающихся в схему прямых и обратных связей, деятельность людей,
которая, как писал Коллингвуд [7], "... носит пробный, экспериментальный
характер, направляется не знанием того, к чему она приведет, а желанием
узнать, что из этого получится". Как следствие этого, схема Куна [1] обретает
содержательный смысл лишь при усреднении на больших временных
интервалах, т.е. по множеству событий, отражающем деятельность научного
сообщества в целом.
Литература
1. Кун Т. Структура научных революций. – М.: Прогресс, 1977. – 300 с.
2. Гордин В.М. Природа земного магнетизма: эволюция представлений от эллинов до
начала ХХ века // Развитие гравиметрии и магнитометрии в ХХ веке. – М., ОИФЗ
РАН, 1997. – С. 70-84.
3. Блох Ю.И. Обзор истории методов решения обратной задачи магниторазведки в ХХ
веке // Развитие гравиметрии и магнитометрии в ХХ веке. – М., ОИФЗ РАН, 1997. –
С. 201-212.
4. Гордин В.М. Очерки по истории геомагнитных измерений. – М.: ИФЗ РАН, 2004. –
161 с.
5. Пригожин И.Р., Стенгерс И. Возвращенное очарование мира // Природа. – 1986. –
№ 2. – C. 86-95.
6. Гордин В.М., Тихоцкий С.А. Истокообразные аппроксимации гравитационных и
магнитных полей: история вопроса // Геофизика и математика. Материалы 1-й
Всеросс. конф. / Под ред. В.Н.Страхова. – М.: ОИФЗ РАН, 1999. – С. 55-57.
7. Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. – М.: Наука, 1980. – 485 с.
http://www.igeoph.net/seminary/uspen2006/001-207.pdf
Отправлено: 23.08.11 11:11. Заголовок: ЭФФЕКТ ЗАМЕТАНИЯ СЛЕДОВ В МАГНИТОЛОГИИ И МАГНИТОМЕТРИИ
