Отправлено: 21.11.06 06:45. Заголовок: ПОЛИТ//Песков Соревновательная парадигма российской истории

Фрагмент1

То, что происходило в эпоху Петра в начале XVIII в., – это процесс, который можно назвать вестернизацией. Начало этой вестернизации можно даже датировать Великим посольством 1697-1698 гг., когда Петр I в составе делегации из 60 человек отправился в западные страны. Правда, цель была не просто посмотреть, что там делается, а цель была вполне практической, надо было составить коалицию для войны против Турции. Коалицию не составили, а образцы европейских мод привезли. И, вообще, привезли из Европы много такого, что, по крайней мере, в сознании образованных людей этой поры означило переход государства из одного состояния в другое.

Вот как, например, один из церковных проповедников петровского времени означает этот акт Петра I, поездку за границу и возвращение оттуда: “Он, Петр, себя представил в пример, себя предал в подражание, первее сам посетил страны европейские, и оттуда во свое Отечество возвращаюся всякое благополучие аки передрагое гостиное дарование принес. Отсюда в России родишься витии, философы, путешествие оное принесло архитектуру, юриспруденцию, математику, различные художества. Словом, оное странствие - всех благ российских источник”. Если судить по этому высказыванию, то можно сказать, что Петр, съездив в Европу, себя принес в подражание, проверив на собственном опыте, решил поставить своих подданных в такое же состояние подражания, ревнования, рвения Европе.

Этим временем можно датировать начало смены культурного хронотопа. Культурный хронотоп – это система представлений не о реальном пространстве, находящемся где-то за пределами страны, и даже не о том, как это соотносится с географической картой, а о пространстве мыслимом, ценностно означенном. Западные государства стали таким ценностно означенным пространством, и эта ценностная означенность стала со времен петровских реформ одним из импульсов к соревнованию. Теперь уже не только сам Петр считал, что нужно подражать и ревновать Европе. Ревновать в смысле не просто заимствовать оттуда, а ревновать, стараясь со-ревновать, состязаться, взяв из Европы то, что там есть, перегнать ее. Теперь уже и подданные прониклись этим императивом и решили, что Россия в ближайшее время сможет рождать “собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов”. Т.е. Россия (в понятиях тех людей, кто об этом думал) вступала на путь культурного ревнования Европе.


Фрагмент2
было сознание того, что культура европейских народов выражает какие-то свои национальные достояния, а у нас наша культура есть только культура заимствованная, и мы в этом отношении оказываемся в ауте по сравнению с европейскими культурами. Это сознание, в конечном счете, замечательно сформулировал один из славянофилов 30-х гг., А.С. Хомяков: “В глубине души и мысли просвещенного сословия таилась болезнь сомнения в самой России. Россию беспрестанно и невольно сравнивали с остальной Европою, и с каждым днем глубже и горше становилось убеждение в превосходстве других народов”. Это он писал уже в 60-ые гг. XIX в., вспоминая о том, как чувствовали люди его поколения в 30-40-ые гг.

Вот это самое “горшее убеждение о том, что Россия отстает от других народов” усугублялось, конечно, тем, что образованные русские молодые люди умели читать на иностранных языках. И они могли, например, прочитать следующее: “Славянские народы занимают на земле больше места, чем в истории, - это пишет один из великих философов XVIII в. Гердер. “В Восточной Европе мы находим огромную славянскую нацию. Однако вся эта масса исключается из нашего обзора, потому что она до сих пор не выступала как самостоятельный момент в ряду обнаруженья разума в мире” - это пишет Гегель. Характерно, что в этой славянской нации или в славянских народах не выделяется Россия в принципе.

Еще хуже отзывались европейцы умом попроще. Вот что они, например, писали. “Русский человек – раб”. “Воровство – порок, неотделимый от русского управления и коренится он в национальном характере, в испорченности нравов, недостатке честности и общественного самосознания”. “Обо всех русских, какое положение бы они ни занимали, можно сказать, что они упиваются своим рабством””. Эти люди разучились жить как дикари, но они не научились жить как существа цивилизованные”. Вспоминаю страшную фразу Вольтера или Дидро: “Русские сгнили, не успев созреть”. “В других краях цивилизация возвышает души, здесь – развращает” и т.д. Это высказывания разных иностранцев конца XVIII – начала XIX вв.

Но людям, которые знали немецкий или французский язык, на которых написаны эти речи, вряд ли было приятно все это читать, потому что могло думать наше образованное сословие, мыслившее в соревновательных категориях? Если признавать правоту таких суждений, это означает не просто признать поражение России, но и в принципе потерять чувство собственного достоинства. Следовательно, надо было искать какие-то аргументы в защиту национальной чести. И, в принципе, то, что потом будет называться русской идеей или русской душой, представления о том, что мы отличаемся от Европы такими особенностями, которых в Европе нет и быть не может, эти представления формируются в ту самую эпоху, когда образованное сословие стало сознавать, что Россия от Европы отстала и что нужно предъявлять какой-то свой собственный счет.

В 1834 г. в первом номере “Министерства народного просвещения” в качестве предисловия к этому новому журналу была опубликована небольшая преамбула. Понятно, что всякий, кто ее читал, догадывался, что автором или, по крайней мере, редактором этой преамбулы был министр народного просвещения С.С.Уваров. И в этой преамбуле выдвигалась та самая доктрина православие-самодержавие-народность, о которой все знают, поэтому я подробно о ней не буду говорить.

Я просто хочу обратить внимание, что сама по себе доктрина имела несколько функций при выдвижении. Во-первых, на тему национального достоинства, национального своеобразия уже слишком широко начинали говорить в образованных кругах, и, соответственно, правительство старалось перехватить инициативу, чтобы образованное общество не стало говорить ничего лишнего. Во-вторых, Уваров тоже был русским человеком и выдвигал счет Европе. А, в-третьих, конечно, эта программа предполагала, что те, кто с ней знакомятся будут ее интерпретировать и, интерпретируя, создадут ту правительственную идеологию, которая в данном случае устраивает правительство.

“В то время, как другие народы метутся, - писал Уваров, - Россия обладает своим внутренним сознание достоинства. Она лучше своих иноземных наставников умеет применять плоды образования к своим собственным потребностям и ясно отличает в остальной Европе добро от зла”. Понятно, что, с одной стороны, Уваров намекал на недавнюю революцию 1830 г. во Франции. С другой стороны, действительно, если сравнивать Россию 1834 г. с Францией 1834 г., то Россия в течение последних 60 лет (после восстания Пугачева) не имела никаких внутренних потрясений, а Европа, начиная с 1789 г. (с начала французской революции) находилась в состоянии постоянной тряски. Если сравнивать два этих состояния, то, конечно, получалось так, что Россия стоит неколебимо, а Европа вся метется.

А еще в этой преамбуле было заявлено, что то направление русской культуры, которое было задано Петром I, направление подражания и соревнования с Европой, уже исчерпало себя, что Россия обладает сознанием своего достоинства, и поэтому России нечего больше учиться у Европы. Т.е., в принципе, это была идеология изоляционизма. Это не значит, что Россия прекращала связи с западным миром, это была, повторяю, идеологическая риторика. Тем не менее, эта риторика как раз в рамках того же самого соревнования с Западом и возникла, т.е. Россия, наконец, в словах Уварова, победила в соревновании с Западом. Она стоит неколебимо и устойчиво в то время, как Запад метется, и теперь Россия уже отказывается от услуг западных учителей. У России есть православие, самодержавие, и это является ее отличительным признаком от Европы, это и есть ее народность, т.е. русская народность заключается в том, что промысел посылает России царя, а народ верит промыслу и доверяет царю, а царь доверяет народу.

http://www.polit.ru/lectures/2006/11/21/peskov_print.html